ГЛАВА 13

Мисс Абигейл только собиралась налить лимонада, когда раздался стук во входную дверь. На веранде стоял смуглый, с иголочки одетый мужчина лет сорока пяти. Все в нем, начиная от козлиной кожи туфлей до стетсона [1] было новеньким, чистеньким и опрятным. Он снял свою шляпу безупречным движением ухоженной руки и слегка поклонился, поправив пакет, который держал под мышкой.

– Добрый день. Мисс Абигейл Маккензи?

– Да– В городе мне сказали, что мистер Дюфрейн у вас.

– Дюфрейн? – повторила она в замешательстве.

– Джесси Дюфрейн, – внес ясность мужчина.

Это имя ее моментально огорошило. Джесси Дюфрейн? Джесси Дюфрейн. Это рифмовалось с поездом [2] и несло в себе какой-то ритм. Имя самопроизвольно стало повторяться в голове мисс Абигейл, словно стук колес по рельсам:

В поезде ехал Джесси Дюфрейн... В поезде ехал Джесси Дюфрейн Все же мисс Абигейл надеялась, что эта фамилия не принадлежит тому Джесси, которого она знала. Наделить его подлинной фамилией значило признать недопускаемую раньше обоснованность его заявлений.

– Он здесь, мисс Маккензи?

Мисс Абигейл вышла из задумчивости.

– Ох, простите, мистер...

– Хадсон. Джеймс Хадсон, из Роки-Маунтин-Рэйлроад. Мы по праву принимаем, как вы уже, наверно, предположили, большое участие в Джесси Дюфрейне.

Значит, подумала она, мистер Джесси Дюфрейн не грабитель? Этого момента она так ждала, пришел час мести. Но месть каким-то образом потеряла свою привлекательность.

– Заходите, мистер Хадсон, пожалуйста, заходите, – сказала она, открывая входную дверь и приглашая его жестом внутрь. – Полагаю, тот, кого вы ищете, здесь. Он отказался сообщить...

Но в тот момент из спальни раздался голос Джесси:

– Это вы, док? Заходите. – Лицо мистера Хадсона внезапно осветилось улыбкой, и он поспешил на голос. Потом остановился и с нетерпением спросил:

– Можно?

Она кивнула и указала на дверь спальни.

– Он там.

Джеймс Хадсон не скрывал, что сверх всякой меры торопится оказаться в спальне.

Шесть или семь длинных шагов по гостиной, и уже загремели их голоса.

– Джесси, черт тебя побери, как ты здесь очутился?

– Джим! Как я рад видеть тебя! – Эбби робко на цыпочках подошла к двери. Джесси брился, но даже сквозь хлопья пены ей было видно, что он совсем не боялся Джима Хадсона, а как раз наоборот – встречал его с воодушевлением.

На ее удивление, мужчины по-медвежьи обнялись и хлопали друг друга по спине.

– Черт, да ты прямо мишень для чувствительных сердец, – воскликнул Дюфрейн, отстраняясь.

– Посмотри на себя! Я могу сказать то же самое. По линии прошел слух, что тебя подстрелили. Что случилось? Кто-нибудь шальной пулей срезал тебе усы? Они выглядят немного клочковато.

Дюфрейн искренне засмеялся, рассматривая себя в зеркало:

– Хотел бы я, чтобы это было все, что повредила шальная пуля.

– Да? А что еще?

– Мою правую ногу, но благодаря мисс Абигейл уже все в порядке. Они сняли меня с поезда и привезли сюда, с тех пор мисс Абигейл не отходит от меня.

– Мисс Маккензи, как мы можем вас отблагодарить? – спросил Джим Хадсон, но словно сам отвечая на вопрос поднял пакет, который принес, и протянул ей, он имел форму бутылки. – Это не много, но, пожалуйста, примите это с благодарностью от всего сердца.

Она стояла, застыв в изумлении, автоматически протянув руки за подарком, и недоумевая, что все это значит, но Хадсон тут же повернулся к Дюфрейну.

– Что случилось, Джесси? Мы чертовски беспокоились. Ты пропал, а ребята в Роквелле нашли на поезде твое оборудование, а тебя самого – нет! Потом кто-то со станции Разъезда Стюарта телеграфировал описание предполагаемого грабителя, которого они сняли с поезда, и оно совпадало с твоим: черные как смоль усы и высокий как амбарная дверь. Я сказал себе, если это не Джесси, я съем свой пятнадцатидолларовый стетсон.

Джесси снова рассмеялся сквозь мыльную пену и сел на постель.

– Ну что ж, ты можешь оставить свой стетсон в покое, потому что это я. – Он бросил на Эбби осторожный взгляд. – Сегодня утром моя нога уже немного поработала, так что, я думаю, я лучше посижу до конца бритья.

– Ну... так что случилось? Ты собираешься держать меня в неведении весь день?

– Не г, не весь день, но еще немножко подержу. Пена начинает высыхать, а кожа – зудеть. Не возражаешь, если я покончу с этим вначале?

– Нет, нет, продолжай.

– Заходи, Эбби. Не стоит стоять у двери. Джим, это Эбби. Примерно три недели назад она провернула чертовски большое дело – не дала моим костям сгнить. Если бы не она, я бы уже пошел на корм воронам. Мисс Абигейл Маккензи, познакомьтесь, мистер Хадсон.

– Мы с мистером Хадсоном познакомились у входа. Не хотите присесть, мистер Хадсон? – пригласила она, выдвигая вперед кресло-качалку. – Я оставлю вас вдвоем.

– Погоди минутку, Эбби, хорошо? – Джесси опять поднял бритву, удерживая зеркало, но управляться со всем сразу было трудновато, для бритья по всем правилам требовалось две руки. – Подержи эту чертову вещицу, так чтобы я смог закончить.

Просьба была сделана столь дружелюбным тоном, что она забыла нанесенные ей обиды и подошла, чтобы помочь ему.

Наблюдая за ними, Джим Хадсон решил, что эта домашняя сцена совсем не в духе его друга Джесси и удивился, что же происходило здесь?

– Джесси, что, черт возьми, случилось с твоими усами? Ты побрил их? Никогда не думал, что доживу до такого дня, – заметил он.

Джесси и Эбби встретились взглядами поверх зеркала, и Джесси ответил:

– Я тоже не думал. Я просто решил посмотреть, что будет, если я их сбрею. Думаю, ты и сам можешь догадаться, что я решил для себя. Хватило одного дня, чтобы я захотел, чтобы они отрасли как можно быстрее. Эбби тоже согласна, что с усами мне лучше.

Она почувствовала, как покраснела и была рада, что стоит спиной к Джиму Хадсону. Джесси вытер лицо, снова весело взглянул на нее, и она удивилась, как по-другому Джесси относится к ней при посторонних – всегда уважительно, не упоминает о ее поступках, беря вину только на себя. Что он за человек, гадала мисс Абигейл.

Побрившись, Джесси остался на кровати, и мужчины продолжили разговор.

– Что с твоей рукой, Джесси?

– Ее кто-то отдавил в поезде.

– Продолжай, я так долго ждал. Расскажи, что здесь случилось.

– Рассказывать особенно нечего. Я сделал чертовски глупую ошибку, вот и все. Я направлялся в Роквелл, как ты знаешь...

Джесси начал описывать происшествие на поезде, а Эбби склонилась над кроватью, чтобы собрать бритвенные принадлежности. Он рассеянно положил руку на ее талию и легонько хлопнул, когда она выпрямилась. Джим Хадсон наблюдал за ними с интересом. Этот интимный небрежный жест мог быть только лаской, потому что Джесси продолжал рассказывать как ни в чем не бывало, и Джим был уверен, что он вообще не заметил, что дотронулся до женщины. Хадсону стоило больших усилий скрыть свое удивление. Мисс Абигейл Маккензи была вовсе не в духе Джесси, Хадсон понял это уже у входной двери. Ломая голову над тем, что все это значит, Джим смотрел, как мисс Абигейл покидает комнату.

Джесси не сознавал, что делал, зато Эбби сознавала очень хорошо. Место на спине, где он дотронулся, казалось, пылало в огне. За всю ее жизнь ни один мужчина не касался ее так небрежно. Джесси Дюфрейн дотрагивался до нее и раньше: иногда дразня, иногда дерзко, иногда яростно, но всегда осмысленно, это прикосновение было другим. Она никогда не видела, чтобы ее родители обменивались такими жестами. Сама небрежность прикосновения заставила ее сердце биться сильнее.

Она готовила лимонад на кухне, а в голове стучала одна мысль – Джесси Дюфрейн только что дотронулся до меня перед своим другом...

В спальне Джим Хадсон говорил:

– Послушай меня, Джесс, со всем этим мы разберемся очень быстро. Ты знаешь, за железной дорогой не заржавеет. – Он рассмеялся, добродушно покачал головой и закончил. – Какого черта, мы знаем, что ты не грабил никакого поезда. Но этот Мелчер поднимает смуту. Он настроен весьма решительно и собирается выбить из нас все, что сможет, из-за своей нетрудоспобности.